Для строительства новых зданий было необходимо много кирпича. Так как покупать его было дорого, наладили собственное производство. В Купавне были построены «кирпичные сараи», то есть небольшие заводы по производству кирпича. При строительстве из кирпича использовали известковый раствор. В известь, разведенную водой, добавляли просеянный песок. Кирпич смачивали водой и погружали в раствор. Схватывание раствора происходило через час. Так, вероятно, строились кирпичные здания и в Купавне.

При описании строений Купавинской фабрики в 1783 году архитектор Родион Казаков называл в документах Купавинскую бумажную мельницу, вновь построенную, высотою 6,5 аршина (4,6 метра). Колеса были новые. При мельнице имелся вновь построенный сарай высотой в 4,2 метра для просушивания бумаги. Бумажную мельницу оценили в 3700 рублей.

На Купавинской бумажной фабрике вычерпывали до четырех тысяч стоп бумаги в год. Бумагу отсылали в магазины Москвы и Петербурга, на ярмарки, использовали в фабричной и московской конторах.

Новые хозяева начали свою деятельность в Купавне с жёсткой экономии. Они сократили пособия на содержание престарелых и инвалидов, отменили плату за вынужденные прогулы, не повысили жалованье при увеличении цены на хлеб, как это делал князь Юсупов. Кроме того, прибрав к рукам всё казенное имущество, Бабкины объявили своей собственностью и жилые дома рабочих. Эти действия привели к «хлебному» бунту, который был очень жестоко подавлен. Многочисленные споры, судебные разбирательства между владельцами фабрики и рабочими происходили вплоть до 1880-х годов. Купавинцы не любили Бабкиных за их алчность, вседозволенность, за использование силы денег.

Давно это было. Работал у нас на фабрике в должности технорука (в дальнейшем эту должность стали называть «главный инженер») человек, которого звали за глаза «полтора Ивана». Не помню уже ни его фамилии, ни имени, ни отчества. Просто — «полтора Ивана». Для меня, мальчишки, технорук — как Бог, ведь начальника выше, чем сменный мастер, я не видел. Так вот, в прядильном цехе работали два друга - «оторвачи». Назову их Борис и Анатолий. Своим озорством они донимали всех.

Нашему купавинскому пионерскому лагерю «Лесная сказка» исполнилось бы пятьдесят пять лет. Хороший был лагерь, а нам - тем, кто первым осваивал этот уголок Подмосковья, было особенно хорошо. Это было в 1948 году. Страна залечивала военные раны, год назад отменили карточную систему, и вдруг здесь, у нас - в Купавне, фабрика открывает для детей рабочих свой пионерский лагерь. По тем временам большая неожиданность. На двух стареньких автобусах нас привезли в лагерь. Ни ворот, ни забора вокруг нет.

В спортивном зале обычная суета: баскетболисты перекидывались мячом, тяжеловесы нянчили штангу, группа девушек занималась акробатикой. Футболисты укладывали свою амуницию - команда готовилась к игре на выезде. Давид Кириллович Татарашвили, председатель совета ДСО фабрики и заодно тренер команды, сообщил, что машина подошла и время ехать. В качестве болельщиков нам, пацанам, было разрешено поехать вместе с командой. Машина уже ждала на площади у КБО. Шофёр, стоя в кузове, орудовал кочергой и подкладывал берёзовые чурбачки.

Как обычно Николай пришёл на работу к восьми часам утра. В дежурке, несмотря на лето, топилась печурка, а на плите в ведерном чугуне варилось мясо, - накануне на конном дворе забили старую списанную лошадь. Пена пышной шапкой поднималась над чугуном, ей проворно снимал ложкой Исайка. Андреи на доске крошил лук. Микеря и Алексей с нетерпением поглядывали на «стряпух», - время поджимало, скоро нужно было выезжать по делам, а мясо старой лошади никак не хотело увариваться. Да и бутылки с самогоном, что стояли под лавкой, как магнитом притягивали взгляды мужиков. Затренькал телефон.

За окном призывно заревел фабричный гудок. Раньше я на него не обращал внимания, но сейчас он ревел и для меня. Накануне мы с матерью ходили в отдел кадров, чтобы устроить меня на работу. Меня взяли, но только учеником штукатура. Каждой матери хотелось, чтобы её ребенок был всё время у неё на глазах, под боком, и поэтому она ждала меня у проходной в восемь часов. «Пойду с тобой к начальнику производства», - сказала она.