Прошли голодные неурожайные 1932-1933 годы с их жаркими, засушливыми летними месяцами. Наступил 1934-й год, изобилующий весенними и летними дождями. В магазинах появились продукты по коммерческим ценам. В лесах было изобилие ягод, грибов.
Каждое утро мы с сестрами отправлялись в лес. Обычно набирали два 3-х литровых бидона земляники. Один бидон ягод мать продавала, а на вырученные деньги покупала хлеб в коммерческих отделах магазинов.
Как-то июньским днём возле нашего дома появились незнакомые дядьки с ранее невиданными мною и матерью инструментами. Мы с матерью вышли на улицу. Один из незнакомцев возле нашего дома установил деревянную треногу с прибором, второй стоял на противоположной стороне улицы с 3-метровой линейкой, на которой были деления и цифры, нанесённые красной и чёрной краской.
Окончив смотреть через диковинный прибор в ту сторону, где стоял его товарищ с линейкой, и что-то вписав в блокнот, незнакомец обратился к матери: «Мамаша, отпустите сына на день поработать с нами. Видите, нас двое, у каждого свой инструмент. А нам ещё надо таскать вот эту металлическую линейку и фиксировать её вот этими металлическими штырями. И, пожалуйста, не волнуйтесь за сына, работа не тяжёлая, и мы по окончании заплатим ему. Поскольку мальчик несовершеннолетний, трудовое соглашение мы оформим на вас. Принесите свой паспорт, я выпишу нужные сведения для трудового соглашения».
Мать дала добро, и я стал работать с первыми изыскателями проектных работ перед началом строительства завода «Акрихин» и его посёлка, с бараками и рубленными домами для рабочих и служащих.
В то время не было ещё ни акрихиновского шоссе и никаких построек. На месте нынешней части посёлка к востоку от улицы Кирова был так называемый «горелый лес», - молодые берёзы, осины и болотистая местность с кустарниками ивняка. К часу дня мы трое оказались на площади перед фабрикой. Старший, что с треногой, предложил перекусить. Расположившись в церковном сквере на траве и сложив измерительные приборы, старший из сумки достал свёрток со снедью. Мне же дал деньги и послал купить две бутылки фруктовой воды. Когда я вернулся, старший предложил мне половину французской булочки с колбасой и одну бутылку воды. Второй в трапезе с нами не участвовал и появился, когда нужно было начать работу. После приёма пищи я сбегал и сдал посуду из-под воды, и когда хотел отдать деньги, старший сказал: «Оставь себе, после работы мороженое съешь на них».
После обеда наша работа продолжалась ещё часа три и закончили мы её за Кутузовским мостом, за рекой, на улицах Кутузовская и Малая Московская. Снова пришли в церковный сквер. Старший оформил на мать трудовое соглашение, попросил меня расписаться за неё и выдал мне зарплату - целых 10 рублей! Вручая деньги, старший сказал, что если потребуется ещё помощь, он найдёт меня. Домой я уже не шёл, а летел «на крыльях». На червонец в комиссионном отделе магазина можно было купить две буханки «пеклеванного» хлеба, что не так уж и плохо на семью в десять человек.
* * *
1934-й год выдался удачным на урожай. В конце года правительством была отменена карточная система. Продукты и промтовары стали продавать свободно по единым государственным ценам. Однако большинству населения, особенно многодетным с малолетками семьям, всё это было недоступно из-за высоких цен и низких заработков. В течение года, а то и двух, изобилие было лишь в крупных и областных городах. Но за любым продуктом и промышленным товаром были огромные очереди.
Как-то летом 1935 года мы с матерью с 6 часов утра до 18 часов простояли в очереди в промтоварный универмаг «Серп и Молот», что на заставе Ильича, чтобы купить по 10 метров ситца. Конечно, мы с матерью купили не по 10, а по 30 метров, так как каждый занимал три очереди к разным продавцам. Так поступали все, кто приезжал в Москву из провинции. За продуктами в то время, да и позже, летом в Москву не ездили. Было дорого, ощущался недостаток средств, отсутствие условий для хранения продуктов: ни погребов, ни холодильников не было.
В сентябре 1934 года (в последний раз) мы с сестрой Таней каждый день приносили по ведру брусники из Романовского леса. С давних времён в нашей семье было заведено замачивать бруснику. Её дома перебирали, удаляли из неё сор, порченные ягоды и, ссыпав шесть вёдер брусники в дубовый бочонок, заливали колодезной холодной не кипячёной водой. Зимой из брусники мать готовила домашние прохладительные напитки, варила кисель, компот. Подогретый брусничный рассол давали пить при простудах и высокой температуре. Рассол очень помогал больным при лежании на русской горячей печи. Бочонок с замоченной брусникой хранился в холодном чулане в любые морозы. Замёрзшую бруснику зимой мать или кто-то из взрослых рубили ножом. Набрав её целую миску с вечера, приносили в дом. К утру брусника оттаивала, и тогда из неё готовили напитки или кисель.
К маю 1935 года брусника из бочонка была вся употреблена. А почему мы перестали собирать и замачивать бруснику, - об этом следующая история, связанная со строительством Монинского военного гарнизона и завода «Акрихин».
* * *
В 1928 году началось сооружение Монинского аэродрома, красноармейских казарм, столовых - солдатской и комсостава, служебных и жилых кирпичных зданий. Там, где сейчас находится центр академии имени Ю.А. Гагарина, был лесной массив вековых елей и сосен, богатый грибами. Там же, где построили помещения подсобного гарнизонного хозяйства с коровами, лошадьми и свиньями, лес был богат земляникой, черникой и брусникой. До 1932 года там можно было собирать ягоды. Позже лес вокруг гарнизона и аэродрома был обнесён и опутан колючей проволокой. Местами в два-три ряда. С интервалом 25-30 метров висели таблички «Вход воспрещён». Кроме того, по периметру ходили красноармейские патрули с винтовками. Так что купавинцам был запрещён сбор лесных даров в когда-то обильном и богатом лесу.
Для жителей улиц Большая Московская, Комиссаровская и Разина оставался лес так называемого Старо-Владимирского тракта и лесной массив, что за «Жилкой», называемый Романовским. И особенно изобиловало зарослями земляники и брусники то место, на котором сейчас улицы «Жилки» - Чернышевского, Маяковского, Радищева, Лесная. Именно отсюда в сентябре 1934 года я с сестрой и принёс последние семь вёдер брусники.
С весны 1935 года развернулось невиданное для Купавны нашествие разного люда. Семьями приезжали со своими конями и повозками грабари, землекопы, каменщики, плотники, слесари-сантехники, штукатуры и маляры, инженерно-технические работники и служащие. Съезжались со многих областей и республик, различных национальностей.
По заводской и фабричной веткам железной дороги прибывали эшелоны со сборными блоками домов, бараков, с пиломатериалами и кирпичом. В общем, поступало всё, что было необходимо для сооружения производственных помещений с оборудованием и жилых зданий: бараков, рубленных домов и кирпичных 4-х этажных.
Дом для ИТР 50-х годов постройки
Одновременно с возведением жилого посёлка «Акрихин» на «Жилке» стали строить дома-дачи для руководства и инженерно-технического персонала завода. Узнав об этом, мы, группа подростков 10-12 лет с Большой Московской улицы, решили посмотреть, где и какие дома строят на «Жилке».
В один из летних дней пришли на стройку. И чтобы не мешать «дяденькам-строителям», лёжа на животах, из-за густых кустов ельника, как разведчики, ничем не выдавая себя, наблюдали за происходящим. Нашему детскому ранимому взору предстала ужасная и неприглядная картина.
На огромной площади с зарослями частью уже спелой и сочной земляники и кустарниками набирающей силу брусники был свален кирпич, пиломатериал, оконные и дверные блоки и другой строительный материал. В одном месте среди цветущих и созревших ягод высилась уборная. Гнев и негодование за поруганное место, которое кормило не одно поколение купавинцев, ожесточило наши детские души. Ну, дядьки-строители, вандалы безмозглые, мы покажем вам, как портить наши ягодные и грибные места!
В 12.00 обычно раздавался фабричный гудок, а в 13.00 гудел химзавод. Этими гудками определялось время обеда. И когда рабочие попрятали под тёс и доски свой строительный инструмент и ушли на обед в посёлок, кто-то из нас крикнул: «Ребята! Давайте накажем «нехороших» дядей-строителей. Каждый из нас должен взять по одному-два инструмента и спрятать в кустах. Пусть поищут, когда придут». Кто-то из нас предложит более «крутые» меры: «Ребята, это же несерьёзное наказание. Тут же пруд рядом. Давайте всё побросаем в воду. Пруд-то всё равно не используется никем, поди он уже зеленью покрылся».
Мы все как один бросились к доскам и тёсу, вмиг разобрали весь инструмент: рубанки, ножовки, топоры, молотки, клещи, прихватили и два-три ящика, в которых столяры носят свой инструмент, и всё это утопили в Романовском пруду. Договорились никому об этом не говорить.
Я молчал целых 65 лет. И только 23 декабря 2000 года во время презентации первого литературно-исторического альманаха Купавны «Прощание с веком», во Дворце культуры «Акрихин», рассказал об этом при многих жителях посёлка. По прошествии многих лет понимаешь, что наш поступок граничил с уголовным преступлением. Но у нас, подростков, тогда было иное, детское мышление. Мы были уверены, что за уничтоженные заросли земляники и брусники по нашим детским возможностям наказали взрослых. Принести же что-то из инструментов себе домой мы не могли. Этим бы мы не только выдали себя, но и от родителей получили бы хороший урок, со всеми вытекающими последствиями.
В связи со строительством завода «Акрихин» и его посёлка стали осушать болото так называемых Подосинок, что в километре западнее деревни Шульгино. На том болоте росли кусты голубики, стелились плети клюквы. Эти ягоды население собирало впрок. Чтобы попасть в Купавну, жители деревни Шульгино ежегодно по весне вынуждены были сооружать гать, вырубая на Подосинках деревья. В самое же половодье они были отрезаны от села.
Молились шульгинские в купавинском Свято-Троицком храме. В тёплые дни в Купавну на богомолье ходили семьями босиком, обувь с собой несли перекинутой через плечо, женщины в узлах, а перед входом в храм обувались. Так продолжалось до осени 1937 года, до закрытия Свято-Троицкого храма и ареста священника отца Димитрия Богоявленского.
В Шульгино на горке было построено деревянное здание начальной школы. Взрослые и подростки из некоторых семей работали на Купавинской фабрике, Дохтуровском химзаводе, который с 1936 года стал заводом «Акрихин». В Шульгино жили и те, кто на своих лошадях развозил по Московской губернии готовую продукцию фабрики и завода, а также завозил на них промышленное сырьё. Так как железнодорожная ветка от станции Купавна до химзавода была проложена в конце Х!Х века, а до Купавинской фабрики в 1933 году, то основной вид транспорта был гужевой. Извозом, постоянно из рода в род, вплоть до коллективизации, занимались и некоторые купавииские семьи: Еремеевы, Поляковы, Чуркины, Хрусталёвы. Труд владельцев лошадей, а также труд тягловой силы (чтобы была возможность приобретать корм лошадям) оплачивали владельцы фабрики и химзавода, а после 1917 года - государство.
Болота к юго-западу, югу и востоку от Купавны начали осушать ещё в начале XIX века, когда химическим заводам в сельце Дохтурово и суконной фабрике в Купавне для производства потребовалось много топлива. С вводом паровых машин стали усиленно добывать торф, на болотах рыть траншеи, по которым вода стекала в речки Купавннку, Ржавку и Шаловку.
К середине 1950-х годов торф вокруг Купавны был выбран полностью. Котельные переключились на мазут, позже на газ. На выработках торфа стали разводить карпа: на бывшем 1-м и 2-м торфо-предприятиях им. Горького. В карьере по добыче песка на 3-м участке создали водоём «Гидру». На 4-м участке началось строительство Химбазы, позднее объединение «Мосхим», а также НИИ «Прогресс».
