Имя «акрихиновец» с уважением произносит человек, оценив свой вклад в производство и то, что дало ему это предприятие.
Будучи молодым, он отдает ему знания, энергию, силу, энтузиазм. А предприятие?! Когда о человеке говорят хорошее, то в этом заслуга в большей степени того коллектива, в который он с трепетом и надеждой вступает. И если он встречает доброжелательность, внимание, искренность, желание помочь, научить, вырастить, он непременно станет и хорошим специалистом, и хорошим, добропорядочным человеком.
С ростом и развитием предприятия укрепляются и его традиции и, как эстафету, их передают из поколения в поколение. Каждый год приходит молодёжь, каждый раз поколения сменяют друг друга. Взрослеют на комбинате люди, и, чем больше работает человек, тем с большей гордостью произносит: Я - акрихиновец!
1.
После окончания Московского института тонкой химической технологии им. М.В. Ломоносова я получила направление на завод «Акрихин», и 8 сентября 1950 года пришла на работу в отдел технического контроля (ОТК). Там мне встретились такие люди, как Антонина Петровна Милованова (начальник) и химики Татьяна Николаевна Ланина, Вера Алексеевна Корнеева. Они стали для меня примером ответственного отношения и любви к своей профессии и по-человечески добрыми, близкими. Всего-то я проработала в ОТК полмесяца, но и потом всегда оставалась в поле их зрения.
Однажды директор завода Борис Михайлович Поликарпов посетил ОТК, поговорил со мной и решил, что инженер должен работать в цехе, там он нужнее. А 27 сентября я уже была начальником смены в цехе №7, на производстве закиси азота. Мой первый цех, первая должность руководителя смены оставили яркое и неизгладимое впечатление, очевидно, как всё первое.
Татьяна Ивановна Милюкова, начальник цеха, аппаратчики М. Сухов, СИ. Короткое. Д.И. Ермолаев, А. Шабров, В.М. Содомцев, зав. лабораторией А.И. Гуревич - вот имена тех, с кем мне пришлось работать. Несмело, осторожно я входила в должность руководителя. Уверенность пришла со временем, когда я стала твердо не только знать, но и «держать в руках» сам процесс.
До моего прихода в цех коллектив пережил трудный момент, как теперь говорят, стресс, - взорвался аппарат для разложения аммиачной селитры. Перед работниками цеха стояла задача - найти безопасный при обслуживании аппарат и быстро наладить производство закиси азота, безвредного обезболивающего средства, которое, в первую очередь, применялось для облегчения страданий рожениц.
Отработка процесса шла длительно и нервозно. Предлагаемые конструкции аппаратов отвергались одна за другой. Особенно уродливым казался аппарат, напоминавший гитару. Даже взглянув на него, можно было определить, что он непригоден, так впоследствии и оказалось. Отработан был аппарат с затвором, заполненным расплавленной селитрой. При подъёме давления в нём селитра выплескивалась и обливала весь аппарат - он «плевался». Над нами смеялся, казалось, весь завод - в цехе №7 появился «верблюд». Долго работали на «абгаз» (в небо) и «плевались», пока не догадались раскопать землю и заменить линию, забитую льдом. И всё равно закиси азота нарабатывалось мало и очень низкого качества, процесс шёл медленно.
При незначительном превышении температуры все боялись взрыва. В аппарат подавали воду и выбегали из цеха. От резкого повышения давления затвор «танцевал», селитра разливалась, операция портилась.
Как часто бывает, случайность становится толчком к разгадке. В воскресенье, когда в цехе никого не было из начальников, а значит никто не мешал, мы с М. Суховым стали регулировать подъём температуры самой селитрой, увеличивая объём струи сплава. Разложение шло быстро, качественно. Мы по очереди дежурили у разлагателя, а кто был свободен — бегал в газгольдерную, где на глазах раздувался 150-кубовый газгольдер. Лаборантка Валя постоянно докладывала о качестве и радовалась вместе с нами - 150 кубов за смену!
И вдруг... мы глянули на пишущий термометр, о котором начисто забыли. Нашу радость как ветром сдуло - температура порядком превышала регламентную. «Ах, ты ж кляузник», - заорал Михаил. Мы закрыли цех и, подавленные, ушли домой, чтобы утром явиться на «расправу». Всю ночь я сочиняла объяснительную.
Утром иду по заводу и вижу, как обгоняя меня, мчится к цеху начальник КИП Пётр Петрович Неугодов, а за ним бегут Галина Михайловна Юмашева с двумя слесарями. Подходя к цеху, я услышала, как кричит начальник цеха Татьяна Ивановна Милюкова, а Пётр Петрович оправдывается. Слесари в этот момент с «мясом» отрывали прибор от стены. Сухов же, появившийся до меня, доказывал, что прибор неисправен, и мы работали в слепую. Страх затмил всё, и до меня уже никому не было дела. Я пошла в лабораторию и всё, как есть, рассказала её заведующему Александру Ильичу
Гуревичу. Стало понятно, что «плюётся» аппарат из-за того, что занижена температура разложения, а оптимальные её параметры можно удерживать скоростью слива плава селитры. В дальнейшем заведующий лаборатории стал начальником цеха и добился изменения регламентной температуры разложения.
В пристройке поставили четыре новых аппарата с электрообогревом. Снова начались мучения. Мы опять «плевались», но уже по-новому. Электрообогрев давал быстрый подъём температуры, а так как аппарат был почти открытым, то снова подавали воду и выбегали из цеха. Но теперь селитра попадала на зону электрообогрева, заполняя рыжими парами всё помещение. В вечернюю и ночную смену зрелище было жутким. При включённом освещении казалось, что всё внутри объято пламенем. Постоянно вызывали пожарных, а те, видя эту картину, боялись подходить к цеху.
Обогрев усовершенствовали, технологию освоили окончательно, и закись азота «пошла». Аппаратчики М. Сухов и А. Шабров, как артисты, быстро и ловко обслуживали аппараты, настроение у всех было приподнятым, всё время хотелось спешить в цех. Наработали закиси столько, что заполонили ею все склады. Но... её не брали. Отечественных аппаратов для её использования ещё не было, а те два, которые были закуплены у англичан за большие деньги, как нам объясняли большие начальники, не решали проблему. «Придется рожать младенцев без «веселящего газа», — говорили они. С таким напряжением было освоено производство, с таким трудом запускали его, а теперь наша закись азота не имела сбыта! Нам стало не до смеха. Только в начале семидесятых годов в малых гинеко¬логических операционных стали использовать отечественный прибор «Наркон - 2», в котором в качестве анестетика применялась закись азота.
Продукцией цеха №7 впоследствии заинтересовались военные, а потому наработка закиси азота продолжалась. Вскоре закись азота выпала из моего поля зрения.
2.
Кадры решают всё - это простая и вечная истина. 18 мая 1951 года я стала начальником смены в цехе №8. Это назначение я приняла с великой радостью. Попасть на монтаж и пуск нового, самого большого, цеха гормонов было если не мечтой, то желанием многих. Благодаря кропотливому, постоянному, квалифицированному обучению инженерно-технических работников и рабочих самая сложная технология синтеза семикарбазона из холестерина - продукта для получения всех стероидных гормонов - была отработана за короткий срок, и цех сразу же «вырулил» на регламентные выходы.
Самой колоритной фигурой в цехе был наш первый начальник - Георгий Иванович Гайворонский. Он был шумным, грозным и, в то же время, добрым и справедливым начальником. Нашумит на кого-нибудь, а потом из дома звонит и спрашивает, как себя чувствует провинившийся, не переживает? Позже на этом посту его сменил Пётр Прокофьевич Гаврилов, вернувшийся из заграничной командировки. Начальником лаборатории работала Людмила Григорьевна Гаценко, которая покоряла своими знаниями, работоспособностью и уважительным обращением со всеми и всегда с успокаивающей или одобрительной улыбкой. Некоторое время начальником нашего отделения работал Александр Михайлович Жуков. За этот короткий срок он научил нас уважать всё, что относится к вопросам техники безопасности. Он считал, что вопросы производственной культуры и дисциплины тоже относятся к технике безопасности, и требовал их неукоснительного соблюдения.
«Прежде следует обезопасить рабочее место, а потом приступать к работе, - учил он нас. - Любую операцию можно вернуть, - наставлял Жуков, - но человека не вернёшь, да и запасных частей к нему нет».
До нашего завода он работал на пороховом заводе.
Александр Михайлович требовал уважительного отношения друг к другу, особенно к женщине. Услышав однажды, как ругается аппаратчик с уборщицей, он сказал:
« Люда, отойди, я поговорю с ними по-мужски.
После такой беседы этот аппаратчик никогда не повышал голоса. А что операцию можно «вернуть», мы не замедлили доказать.
Было это 29 или 30 апреля 1952 года. Я отпросилась у начальника на час сбегать в посёлок, а в отделении оставался мастер. Возвращаюсь, прошла проходную и вижу - на дороге рядом с цехом стоит и машет руками мой аппаратчик Сергей Романиов. Сердце моё оборвалось: что-то случилось. Не вошла, а влетела в цех. Так и есть! Сергей перепутал вентили и передал операцию не вперед, а назад, на заготовленную для новой операции уксусную кислоту.
ЧП! Идём всей сменой к начальнику цеха Петру Прокофьевичу Гаврилову с повинной, зная цену потери. На операцию загружали обычно 20 кг холестерина, полученного из костного мозга, который с большими трудностями накапливали на бойнях.
Собралось всё руководство цеха и вынесло решение: завтра 1 Мая, в праздник портить настроение, наказывать, бить по больному месту нельзя. Механику Николаю Константиновичу Ендржиевс-кому и мастеру Петру Ивановичу Седову было велено смонтировать схему для отгонки уксусной кислоты от операции, а саму операцию пустить дальше, до конца. Получим семикарбазон - простят, не получим - в соответствии с КЗОТом всё вычтут из зарплаты.
А тут ещё наш Сергей попал в инфекционное отделение в Бисе-рово. Раз уж попал, то держать будут полный срок. Вот мы и бегали к нему почти каждый день всей сменой. В то время приходилось часто ходить голодными, а бегали мы мимо пекарни. Как же пахло хлебом! Однажды мы сорвали по пути на огороде лука и попросили хлеба. Узнав нашу беду, работники пекарни стали всегда давать нам хлеб. Вкуснее того хлеба я не помню. Он был таким красивым - круглый, зажаренный, ГОРЯЧИЙ! Когда мы его ломали, он обжигал нам пальцы. Сколько радости давал этот кусок хлеба!
Весь коллектив отделения работал как никогда. А цех переживал за нас с тревогой и напряжением, пока мы не получили семикар-базон. Весь процесс шёл целый месяц без выделения постадийных продуктов. При этом контроль осуществляется только за сырьём и технологическими параметрами.
И, наконец, радость: получен такой выход, хоть все операции купай в уксусной кислоте! Нас простили.
Цех набирал темпы и уверенность. Это сказалось на результатах. В сентябре 1952 года мы получили переходящее знамя и заняли по заводу 1-е место.
