Нам в сорок пятом было только восемь,
В старых платьицах и ветхих пиджачках.
Мы аккуратно посещали школу,
Заканчивали первый класс.
Утром девятого мая в классе была беготня,
Многие дети слыхали, что завершилась война.
Учительница наша улыбалась,
Не делала внушений никому,
И, усадив за парты, рассказывала
О празднике большом, пришедшем к нам в страну.
Мы, дыханье затаив, сидели,
А потом бежали всей гурьбой,
Спорили и весело смеялись,
Возвращаясь радостно домой.
Ждали, что вернутся и отцы и братья,
Будут в доме сахарный песок и чёрный хлеб,
Будут настоящие тетради,
Книги новые нам выдадут для всех.
Маленькие, бледные, худые,
Мы еще не знали той весной,
Что не все сбываются надежды,
Что с Победою не все придут домой.
* * *
Дети войны... Никто не считал, сколько нас осталось без отцов. Мы были разного возраста. Подросткам пришлось прекратить учебу и идти работать. Младшие работать еще не могли, но вместе со взрослыми переносили все тяжести военной поры. Мы знали, что такое голод. В некоторых семьях не было, иногда, не только хлеба, но и других продуктов. Я помню, как от голода плакали мои подружки. Помню, как мама заглядывала в кухонный стол и грустно говорила: «Опять хлеб кончился». Брать овощи, картофель с колхозного поля строго запрещалось, можно было за несколько картофелин угодить в тюрьму, хотя осенью из-за нехватки работников часть урожая оставалась в поле. Как-то весной картофель, превратившийся за зиму в поле в крахмал, разрешили собирать. Из этой собранной смеси крахмала, очисток и земли пекли оладьи, которые называли «тошнотиками». Весной и летом дети собирали и ели опестыши (хвощи), щавель, чушки, жевали клевер и всякую не горькую траву. Государство платило на детей пособие. Так, наша мама на двоих детей получала 50 рублей, после войны пособие составляло 160 рублей. Много это или мало? Судите сами: после войны буханка хлеба на рынке стоила 120 рублей.
У детей, которые ходили в школу в годы войны, не было портфелей, тетрадей, цветных карандашей. Наши мамы из ткани шили нам сумки для книг, сшивали из серой обёрточной бумаги, газет и листочков книг тетради. Листочки линовали карандашом. У нас дома имелась для этого специальная линеечка - «квадратик». В школе не хватало учебников. Один старый учебник выдавали на двоих, троих, иногда на четверых учеников. А так хотелось иметь свой новый учебник! Мы договаривались между собой, кто и в какое время будет пользоваться учебником. Каждому хотелось взять книгу на вечер, но приходилось считаться с товарищами и придерживаться очереди. Уже после войны, как-то раз на базаре, куда зашла с мамой, я увидела новый учебник «Неживая природа» для учащихся 3-го класса, и не могла от него отвести глаз. Стала просить маму купить книгу, но она стоила 40 рублей, а это для нас было дорого. Через некоторое время учебники появились в продаже по государственной цене, и мама купила мне «Неживую природу»
В первый класс мы - пятнадцать девчонок и мальчишек - пришли в 1944 году. Из Першина это были: Галанин Миша, Блинов Вова, Гречина Нина, Дементьева Валя, Журавлёв Арсен, Кириков Валя, Кузнецова Валя, Масленникова Фая, Харитонова Люся, из Дубников в первый класс пришли Лира и Рудик Сычёвы, Лида Шишкина, из Воронов - Лера Масленников и другие дети. Мы были бедно одеты, худы и бледны. Чтобы немножко поддержать детей, колхоз выделял для школы картофель'и молоко. Тетя Груша Зеленова, которая убиралась в школе, готовила картофельное пюре и кормила учащихся.
Для улучшения памяти и предотвращения заболевания щитовидной железы нам давали молоко с йодом. Регулярно проверялась одежда и волосы на педикулёз (вшивость).
Однажды после очередной проверки директор Мария Федоровна Куликова распорядилась всех детей подстричь. В селе, как известно, парикмахерской не было. Мы пошли к тете Нюре - женщине, эвакуированной из Ленинграда, и попросили её подстричь пас машинкой. Она подстригла нас, оставив мальчикам маленькие чёлочки, а девочкам чёлочки побольше. Однако директор была непреклонна, и нас всех подстригли под «нуль». Когда вечером я пришла к бабушке, дедушка, всегда такой спокойный и выдержанный, не мог удержаться от смеха, увидев на тоненькой шейке мою круглую головку с огромными глазами. Я поняла, что случилось ужасное и зарыдала: «Что же мне теперь делать?» Дедушка посоветовал носить белый платочек, пока не отрастут волосы. Я так и сделала. К счастью, эпидемических заболеваний у нас не было.
Учила нас Анна Григорьевна Турина. Как-то раз она решила показать детям зёрна, из которых варят кашу. Мы не знали, что такое рис. Найти несколько зернышек риса ей не удалось. Она объяснила, что рис - это маленькие продолговатые белые зернышки. Анна Григорьевна была строгой учительницей и строго оценивала наши классные и домашние задания. У Анны Григорьевны вернулся с фронта муж, но радость встречи была омрачена несчастьем: от ранения муж, который имел специальность агронома, потерял зрение. Вскоре им выделили квартиру в Тейкове, и они из Першина уехали. Война наложила свой отпечаток на каждого из нас. Мы привыкли жить скромно, без излишеств. Я до сих не могу видеть, когда рвут, выбрасывают чистые листы бумаги. Сразу вспоминаются наши тетрадочки, сшитые из газетных листочков, из листочков книг. У одних подорвано здоровье, другие вообще ушли из жизни, не дожив до пенсионного возраста.
ПЯТЁРКА
В 1945 году воина закончилась, но жилось ещё очень трудно. Трудно было с продуктами, с одеждой. Мужчины, ушедшие на фронт, домой возвратились не все. Вся тяжесть жизни по-прежнему лежала на плечах женщин. В нашем втором классе из 15 учеников отцы имелись только у четверых.
Анна Григорьевна наша учительница, приучала нас к порядку, к дисциплине. Задания оценивала строго. Пятерки у нас ещё никто не получал, да и не удивительно: бумага, на которой мы писали чернилами, была серой, чернила расплывались на ней. Я сидела на первой парте с Мишей Галаниным. На второй с конца парте сидел Вова Блинов. Он был непоседой, постоянно вертелся, вскакивал с места, мешал заниматься другим детям. Тогда Анна Григорьевна посадила его рядом со мной, а Мишу перевела на Вовкино место. Но и на первой парте ему не сиделось спокойно. Он то оглядывался, то локтями занимал всю парту, но всегда оказывался под строгим взглядом учительницы и постепенно привыкал к дисциплине. Отец Вовы погиб на фронте. Мать работала на фабрике в Тейкове. Кроме него в семье было ещё два мальчика. Жилось им трудно. Вовка часто хотел кушать. Я иногда отдавала ему тот небольшой кусочек хлеба, который брала с собой в школу, или мы его делили пополам.
Если в классе Вовка стал сидеть получше, поспокойнее, то на улице он толкал девчонок в снег, дергал за платок, за волосы, размахивал своей сумкой, - одним словом, безобразничал. При виде Вовки девчонки в страхе разбегались в разные стороны.
Как-то раз моя тётя Нина увидела, как драчун расправляется с девчонками, и решила это хулиганство прекратить. Она строго поговорила с ним, но он начал дразниться и убегать от нее. «Жердь! Жердь! Не догонишь! Не догонишь!» - кричал он Нине. Нина тогда была высокой стройной длинноногой девушкой. Она его догнала и надрала уши. А Вовка и после этого плакал и кричал ей: «Тонкая! Тонкая!» Тем не менее взбучка имела воздействие, девочек Вовка больше не трогал. Может быть и сам устыдился своего «геройства» над слабыми. Однажды Анна Григорьевна принесла в класс проверенные тетради с домашним заданием по чистописанию (был у нас такой предмет). Каждый ученик спешил увидеть отметку за свою работу. Я открыла свою тетрадь и говорю Вовке: «Четыре, а у себя?» Вовка удивленно смотрел в тетрадь и молчал. Я заглянула к нему в тетрадку, сшитую из листочков книги, и увидела красиво выведенную красными чернилами «пятёрку». «Пятёрка», - сказала я громко. Ученики подходили и смотрели на отметку, как на какое-то чудо. Не верилось, что первую «пятёрку», которую Анна Георгиевна поставила своим ученикам, получил непоседа и забияка Вовка Блинов. В тот день он был настоящим героем класса.
КАЧЕЛИ
5 июня 1941 года жители села Першино провожали на фронт Великой Отечественной войны пятерых молодых мужчин: Карнаева Ивана Яковлевича (1908 г.р.), Колганова Петра Андреевича (1905 г.р.). Харитонова Фёдора Ивановича (1911 г.р.), Суслова Александра Михайловича (1910 г.р., из Дубников). Никто из них домой не возвратился. У всех были маленькие дети.
Семья Колганова Петра Андреевича проживала в просторном доме, который находился на Слободке. Соседями Колгановых были с одной стороны Харитоновы (сейчас в этом доме проживает Харитонова Г.А.), а с другой через прогон - Зеленовы. Жену дяди Пети звали тётей Паней. У них была маленькая дочка Валя, па год постарше меня. Вместе с молодой семьёй жили и родители дяди Пети.
После снежной холодной зимы 1940 года пришла весна. Солнце пригревало всё сильнее и сильнее. Снег растаял. Земля покрылась молодой зелёной травкой. Стало совсем тепло. Дети, которые в те годы имелись в каждой почти семье, часами пропадали на улице, наблюдая за всем, что происходило вокруг.
Вот дядя Петя Колганов выкопал около дома одну ямку, потом другую. Несколько пар внимательных детских глаз с любопытством наблюдали за его работой, спрашивая друг у друга: «А что это будет?» Дядя Петя молчал, а дети терялись в догадках. Он взял два деревянных брёвнышка, очистил их от коры и установил в ямки. Потом ушел на задворки и долго не появлялся. Когда же он повесил на столбы сиденье для качания, всем стало ясно: качели! Первой, конечно, качалась его дочка Валя, а потом по очереди - все остальные дети. Мне не удалось покачаться в первый день, так как желающих было очень много.
На следующее утро, проснувшись, я подбежала к окну, и первое, что увидела на улице, - были качели. На качелях еще никого не было. Я быстренько натянула на себя ситцевое платьице и радостно побежала к качелям. Только уселась на сиденье поудобнее и приготовилась к раскачиванию, как вдруг откуда-то вихрем примчался мальчик Уткин. Он был совсем большой, уже учился в школе, но слава у него была плохая, он любил драться.
«Уходи! - закричал мне Уткин грозно, - я буду качаться!» Я попыталась с ним договориться: «Давай, я сначала немножко покачаюсь, а потом ты будешь качаться». Мальчишка и слушать не стал трёхлетнюю девчонку, столкнул меня с сидения и встал на него ногами. От такой несправедливости и обиды у меня появилась храбрость. «Не будешь качаться!» - сказала я ему тихо и упрямо и встала перед качелями. «Уходи! Уходи!» - кричал мальчик и раскачивался все быстрее.
И вот деревянное сиденье ударило меня по лицу. Я упала навзничь и заплакала. Из носа пошла кровь. Уткин испугался и убежал домой. В это время моя тётя Нина, которой тогда было лет пятнадцать, шла с вёдрами к колодцу. Она побросала вёдра, подбежала ко мне, подняла и отнесла домой. Дома меня умыли, наложили холодный компресс, напоили теплым топлёным молоком. Постепенно боль прошла, и я заснула. С того дня дети спокойно качались, и никто не боялся драчуна.
Прошло много лет. Моя память не сохранила лица дяди Пети, совершенно не помню каким он был, но воспоминания о детской радости - качелях, которые он подарил детям, живут во мне до сих пор.
Л. Матвеева,
Старая Купавна, 1999 год
Першинские БЫЛИ
Фото с сайта http://anti.fishki.net
Источник: http://my-old-kupavna.ucoz.ru/publ/staraja_kupavna/stranicy_rossijskoj_istorii/30 |