Шёл июль 1932 года, жаркий и голодный. После купания в «лягушатнике» Озерков я бежал домой. На дороге в пыли нашёл завёрнутые в бумагу продуктовые карточки. Без этих карточек ничего нельзя было купить. По ним отпускали в магазинах хлеб, крупы, жиры, мясо, рыбу. Карточки я передал матери, объяснив, где нашёл их.
Пообедав молодым картофелем с отварными грибами и выпив стакан чая, я снова побежал купаться и загорать на Озерки. Но палящее солнце, жара и тёплая вода в непроточных Озерках не позволяли долго купаться и загорать. Пришлось вернуться домой.
Мать сказала мне, что найденные мною продовольственные карточки были утеряны тёткой Анной Волковой, и что она просила сегодня же зайти к ней, хочет отблагодарить. До 1930 года семья Волковых жила по соседству с нами на Большой Московской улице в доме 137. А наш - номер 135. Дом у них был очень старым и ветхим. Поэтому они на улице Разина построили новый, на кирпичном фундаменте, с четырьмя окнами. В новый дом они переселились в 1931 году, а старый позже продали.
В семье Анны и Петра Волковых старшие дети были взрослые, и только самый младший - Славка - был на полтора года старше меня. Мы с ним дружили.
Когда я пришёл к Волковым, тётка Анна усадила меня со Славкой за стол, подала нам горячие - прямо из печи - ржаные лепёшки и по кружке молока. После угощения я остался у Славки.
В то время в Купавинском колхозе имени С.М. Будённого появился первый трактор «ХТЗ» - Харьковского тракторного завода. Трактор имел большие задние и небольшие передние колёса, цельнометаллические, без резиновых шин. Справа впереди у него была труба, которая постоянно чадила выхлопными отработанными газами. И не дай Бог трактористу вести машину против ветра. Вся гарь из трубы и пыль, поднятая колёсами, оседала на одежде и теле тракториста.
Трактор в то время работал, сенокосилкой косил клевер. В 1932 году ещё не было ни «акрихиновского», а тем более «химбазовского» шоссе. Колхозное поле простиралось с запада от фабричного шоссе на восток - до леса. С юга на север - от улиц 2-я Свобода (ныне Назина) и Разина до ул. Михнево, литейного завода и Нижегородского шоссе. До коллективизации (1929-1930 гг.) это поле участками с межами принадлежало мещанам Купавинской слободы, в том числе и нашим с Волковым семьям. Мой дед Иван Григорьевич сеял там рожь, овёс, гречиху, просо, конечно соблюдая севооборот.
Славка и я забрались на крышу сарая и с неё наблюдали за работой трактора. Сенокосилка была с четырьмя вращающимися граблями, - тремя накапливался скошенный клевер, а четвёртые грабли сбрасывали его на землю. В результате получалась приличная копна.
Ближе к вечеру тракторист выключил мотор и вместе со своим помощником ушёл, видимо, в управление. Находилось оно на Большой Московской улице в доме 47, - в отобранном у купца Яблокова доме. Там же был и конный двор.
Воспользовавшись отсутствием колхозников, решили мы со Славкой осмотреть трактор и сенокосилку. Мы обошли его кругом и забрались посидеть на сиденье тракториста. Оно оказалось металлическое, с отверстиями, крепилось на изогнутой буквой «С» полосе, привёрнутой болтами к платформе трактора. Для удобства тракторист положил на сиденье кусок толстого войлока.
Наша экскурсия была недолгой. Вскоре на дороге у Озерков показался дядька-колхозник, а когда он свистнул и погрозил кулаком нам со Славкой, пришлось ретироваться. Но на память об экскурсии мы сломали по одному деревянному зубцу гребёнки сенокосилки.
На том обширном поле колхоз, кроме клевера, сеял и другие культуры. И мы, мальчишки, да и некоторые девчонки, устраивали набеги на поля, засеянные горохом, когда появлялись молодые стручки.
У Озерков, на бывших наших участках, колхоз сеял и выращивал огурцы, морковь. И конечно, купаясь в Озерках, мы также совершали групповые набеги на поле. А сорвав два-три огурца, или выдернув морковь, бросались с добычей в воду, отмывали её от песка и пыли и поедали. Обычно дневным сторожем на поле работала глухонемая Зина Алексеенко, жившая с родителями на Большой Московской улице в доме 85. Её, бедную, 16-летнюю девушку мы так мучили своими набегами, что к концу дня она была уже не в силах за нами гоняться. А участок немалый: от Озерской улицы до улицы Разина метров 600.
Бывало, выращивал на поле у Озерков колхоз брюкву или турнепс, которые шли на корм коровам, свиньям. И эти поля в голодные тридцатые годы мы не оставляли без нашествий. Возможно, многие из нас и выжили благодаря колхозным полям. У самих же жителей посёлка и колхозников были лишь приусадебные участки под картофелем, и редко у кого оставались корова, свинья, куры. Трудно было не просто существовать, но даже выжить на 450 граммов хлеба на одного работающего взрослого и на 250 граммов на ребёнка в сутки. А ведь иногда за месяц не привозили в магазин иных продуктов, кроме хлеба. К тому же в сентябре 1932 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР об уголовной ответственности за хищение социалистической собственности. Строго карали даже за малейшую провинность. В тот год по этому Указу, как говорили наши матери, сроком на 10 лет за продажу хомута был осуждён 16-летний конюх Николай Машков.
