Постепенно налаживалось разрушенное войной 1914-1918 гг. и последствиями
революционного переустройства промышленное и сельское хозяйство. С
переводом промышленности на новые рельсы по принципу планового
хозяйствования укрепился неподдельный искренний энтузиазм среди рабочих,
появилось ударничество: встречные планы, борьба за качество,
укреплялась дисциплина, созрело самосознание в понятии о нравственности
советского человека, облагораживались отношения людей, стирались
классовые границы. Развивалось и совершенствовалось сельское хозяйство,
- повышалась урожайность полей, внедрялась механизация, появились
ячейки коллективной обработки земли с применением механизмов и
минеральных удобрений, возникли ростки социалистического переустройства.
Одним словом, жизнь налаживалась во многих областях.
Это был
период 1923-1930 годов, когда и у меня произошло в жизни значительное
событие: 18 июня 1924 года состоялась моя свадьба, я женился на девушке
Марусе из семьи Фуфаевых. Наши семьи были давно и хорошо знакомы,
но к моменту нашего брака Маруся осталась круглой сироткой. Мама её
умерла, когда Марусе было всего три года, а отец Михаил Иванович умер за
три дня до нашей свадьбы.
В этот период восстановления народного
хозяйства и индустриализации страны, естественно, был поставлен на
повестку дня вопрос об улучшении жилищных условий по новому
социалистическому признаку, для осуществления чего были привлечены
промышленные предприятия, работники которых организовывали жилищные
кооперативы. Я в это время работал на Купавинской фабрике в бухгалтерии.
На фабрике тоже организовался такой кооператив, зачинателем которого
был электротехник фабрики Илья Иванович Арсеев и десятник Иван
Демьянович Карягин. Организовывался он по примеру кооператива на
соседней суконной фабрике в Обухове (бывшей Тюляевской).
Объявили о
приёме членов и принятии взносов. поскольку это дело было новое и ещё
недостаточно изученное, приток членов был не весьма значителен. Ко мне
как-то несмело обратился Арсеев с предложением о вступлении в члены
кооператива, но я скептически отнёсся к этой мысли, потому что у нас с
Марусей были прекрасные жилищные условия. Мы жили в доме моего отца, и
мне было как-то неудобно обижать родителей шагом, как бы разделяющим нас
друг от друга. Я поговорил с Марусей, но она недостаточно во всём этом
разбиралась и полагалась на моё решение. С родителями я все не решался
поговорить, но мысли о вступлении в кооператив не терял выяснял условия
членства, знакомился с уставом. Наконец, я окончательно убедился в
полезности быть членом такого кооператива тем более, что мне льстило
иметь собственную квартиру, пусть и не так скоро, однако фундамент
будущего должен быть заложен. Не говоря пока о своём решении ни
Марусе, ни родителям, я написал заявление и конфиденциально отдал его
Арсееву с просьбой времен¬но не открывать моего секрета.
Это было в
начале 1926 года. Подобные кооперативы уже действовали, составлялись
типовые проекты домов с учётом достижений современной строительной
техники. Мои родители, читая газеты, заинтересовались этими вопросами, и
мама мне намекнула, что можно воспользоваться услугами этих новых
организаций. Мне хоть и неловко, но не было смысла более скрывать от
родителей своего членства в жилищном кооперативе, что к моему удивлению
не только не встретило возражений с их стороны, а наоборот, они
приветствовали мои шаги, надеясь после получения мною отдельного
жилья, бывать у нас в гостях и чем-то помогать. Таким образом, трудный
вопрос был разрешён. Зарплата моя была хоть и невысокая -50 рублей, но я
выкраивал на уплату членских взносов по 5 рублей в месяц, стараясь быть
аккуратным в оплате.
Для начала строительства нужно было создать
небольшой фонд в кассе фабрики, которая, на основании этого фонда, могла
бы получить в банке ссуду для начала строительства домов. Когда было
внесено достаточно средств, фабрике разрешили истребовать значительную
ссуду на строительство пяти домов - сто тысяч рублей. Деньги поступили и
были зачислены на особый счёт фабрики. При наличии такого финансового
фундамента можно было приступить К осуществлению цели кооператива.
Было получено несколько типовых проектов домов, - каменных трёхэтажных,
деревянных двухэтажных и одноэтажных. На собрании правления и членов
кооператива все остановились на более доступном и приспособленном к
нашему быту варианте – деревянном одноэтажном доме с двумя квартирами,
сараем и помойкой. Ориентировочно строительство такого дома стоило 20
тысяч рублей. Согласно уставу, эти дома по выплате их стоимости в
течение 20 лет членами кооператива - жильцами, за минусом амортизации,
переходили в их собственность, так сказать, в полное владение.
Несомненно, такие льготные условия получения собственного жилья
прельщали многих хозяйственных людей, и членство значительно
увеличивалось, хотя возможность получения жилплощади была весьма
проблематична. Тем не менее начинать нужно было, не откладывая дела в
долгий ящик.
Когда был принят к исполнению типовой проект дома и
приступили к составлению сметы строительства, нужно было определить
Место стройки. Мне лично пришлось походить с Арсеевым и Карягиным,
обследуя округу: на Бабкиной даче, за деревней Михалево, на востоке
Купавны. Остановились на последнем варианте, в километре на восток от
последнего дома Большой Московской улицы, где была выгоревшая поляна
Романовского леса и стояла сторожка на небольшом пригорке. Там и решили
приступить к стройкe. Получили разрешение от землеустроителей, от
сельского исполкома Купавны и стали завозить строительный материал,
наняли плотников, пильщиков, каменщиков, построили сарай и ворота с
лозунгом «Добро пожаловать», украшенным ёлками. По уставу кооператив
должен иметь своё название. На общем собрании его назвали «Красным
суконщиком».
Для жителей Старой Купавны эта стройка была большой
новостью, событием, выходящим из ряда обыкновенных, так как стройку
осуществляло не какое-то частное лицо, как было до сих пор, а новая, не
существовавшая до этого организация.
Сразу было заложено семь
фундаментов. Эту стройку в народе стали называть «дачами». Купавинцы
группами ходили смотреть, как идёт стройка, восхищаясь нововведениями
строительного дела. Техническое наблюдение за ведением строительства
было поручено И.Д.Карягину, совмещавшему эту нагрузку с работой на
фабрике, что во многом способствовало темпу работ. Рабочие,
заинтересованные в хороших заработках, показывали образцы высокой
производительности труда без дерганья, без штурмовщины. Лодырей с
позором выгоняли, пьянство наказывали.
Летом 1927 года стройка
развернулась во всю мощь. Далеко был слышен перестук топориков, звон
продольных пил, копались котлованы для фундаментов, каменщики
закладывали и бутили камень с раствором. В это лето не было построено ни
одного дома. Фундаменты должны были просохнуть и вылежаться, а срубы,
сложенные близ будущих домов, выстаивались, сохли на ветру и морозе, -
всё заранее было рассчитано на работы без недоделок.
Прораб И.Д.Карягин хоть и обладал покладистым характером, но в работе не стеснялся
быть требовательным и строго придерживался проекта, не допускал
нарушений дисциплины. Посредине стройки был вырыт колодец, в котором
вместо деревянного сруба были положены широкие бетонные кольца. Вода
была чистая и очень вкусная.
К осени 1927 года было заложено
фундаментов на 7 домов, а деревянных срубов хватило только на 5 домов.
Зимой 1928 года производилась дополнительная поставка материалов,
распилка И заготовка деталей. Темпы работы зимой были не такими
торопливыми, но качественными, по совести.
В августе 1927 года я
впервые побывал в Доме отдыха в Быково. Путёвки выдавались на полный
месяц, но я уехал на три дня раньше, так как боялся за жену Марусю,
которая носила последние дни наше будущее потомство. 12 сентября 1927
года мы с ней были осчастливлены появлением на свет нашей первой дочки
Ириночки, ставшей любимицей всей нашей семьи, особенно моего старшего
брата Андрея.
Начались мои отцовские заботы, полные надежд на
будущую семью и, возможно, на собственное жильё, что оставалось пока
мечтой. Мой брат Андрей тоже вступил в наш кооператив, о чём он мне по
секрету сообщил. Он в это время был уже женат на одной моcквичке, с
которой они когда-то работали вместе на торфоразработках. Жили они на
частной квартире недалеко от дома родителей. И вот он решил вступить
в кооператив, внести взнос, а впоследствии сделать перевод своего
членства в Москву, где жили родственники жены. Забегая вперёд, скажу,
что эта «операция» благополучно удалась Андрею, и он получил перевод, а
потом комнату в новом доме на окраине Москвы на улице Правда, за
Белорусским вокзалом. В те времена как-то легче было совершить такие
жилищные переводы, особенно по линии жилкооперации.
С весны 1928
года вновь развернулись работы на стройке. Теперь просохшие срубы стали
ставить на фундаменты. Так появился первый дом будущего посёлка, пока
ещё не имевшего географического названия. Шло лето. Вырастали новые
дома в горелом лесу.
Купавинцы часто ходили туда на прогулку и, не
стесняясь, завидовали будущим жителям посёлка. Некоторые из них имели
собственные, но ветхие дома, и подавали заявления о вступлении в
кооператив. Так поступил и брат моего школьного товарища Торопченков
И.И., работавший в одном из магазинов. С ним мы вместе были мобилизованы
на фронт в 1920 году и служили в Харькове в распоряжении политотдела
Юго-Западного фронта. Он иногда заходил ко мне, уже будучи членом
кооператива. Однажды по секрету он сообщил, что при распределении
квартир жильцам будет вменено в обязанность одну из трёх комнат
временно предоставить одному из членов кооператива, вступившему в него
позже, и просил меня пустить его семью в комнату. После этого разговора я
проверил слух у Арсеева, и он подтвердил это предложение, которое,
однако, под¬лежало ещё утвердить на общем собрании членов кооператива.
Этим летом мне удалось опять получить путёвку В дом отдыха, на этот раз
в Сухово, в Белоруссии, где я хорошо отдохнул, поправился и, что
особенно знаменательно, бросил курить, как показала жизнь - навсегда, и
сговорил на это своих товарищей с фабрики. Но из 6 человек, бросивших
курить, выдержал только я один, а остальные закурили. С хорошим
чувством и здоровьем я вернулся домой, и тут меня ждала хорошая новость:
правление кооператива выделило мне квартиру в шестом доме с южной
стороны. Я такой привилегии не ожидал, тем более, что у меня были
лучшие от остальных. Условия проживания. Но я не стал возражать, а,
наоборот, сердечно поблагодарил Арсеева и Карягина и стал готовиться к
переезду.
В одно из воскресений мой брат Миша запряг лошадку
Голубку, и мы с Марусей поехали в Богородск за мебелью. В городе был
большой базар (в том месте, где разбит теперь сквер и стоит памятник
Ленину - напротив госбанка), около базара много лавок и магазинов. Там
мы купили дубовый раскладной стол и кровать с никелированными вверху
деталями, целыми до сего дня. Маруся подобрала себе что-то из тканей и
одежды. С этими покупками, одобренными моими родителями, счастливые,
вернулись в их дом.
Это было в сентябре 1928 года. В один из таких
дней я со своей дочуркой Ириночкой ходил смотреть своё будущее жилище, в
котором было пока пусто, не считая щепы, стружек. Перед въездом
хозяйки все убрали, помыли полы, привели всё вокруг дома в
относительный порядок, а папа вечером совершил положенный обряд...
В сентябре в один из хороших осенних дней председатель Арсеев
пригласил членов правления и будущих жильцов на организационное
собрание, на котором поздравил всех с будущим новосельем и поставил
вопрос о присвоении названия будущему посёлку. Ещё до собрания я думал
об этом. У меня возник проект, который я тут же изложил: поскольку
посёлок возник как результат деятельности жилищной кооперации, то пусть
так и называется по первым слогам, т.е. ЖилКо, а чтобы было благозвучно
- «Жилка». Собравшиеся поблагодарили за идею и красивое название
посёлка и постановили присвоить ему новое имя. Название очень быстро
распространилось по Купавне и стало его символом.На собрании был
назначен и день массового въезда - воскресенье 14 октября (праздник
Покрова).
И вот наступило 14 октября 1928 года - официальный день
начала существования посёлка - первого в Купавне, возникшего по
принципу социалистического строительства, впервые в мире,
осуществляемом в нашей стране. С утра потянулись в Горелый лес
подводы, нагруженные немудрёным деревенским скарбом, частично
подновленным имевшимся мебельным ассортиментом. И я после
соответствующего семейного ритуала стал нагружать с Мишей подводу с моим
скарбом, состоящим из комода, эрзац-буфета, кровати, стола, детской
кроватки, посуды. Взяли с собой десятка полтора банок с вареньем,
продуктов и разной мелочи. Всё было увязано, упаковано, после чего мы
всей семьёй присел и, попрощалисьв старом доме с родителями, пригласив
их быть у нас постоянными гостями. Мы с Марусей потихонечку направились
навстречу нашей новой, самостоятельной жизни. Миша уехал несколько
позднее на своей Голубке.
Мы планировали расстановку нашей мебели
по двум комнатам, когда я вышел на террасу и увидел на пригорке
шульгинской дороги знакомый возок с рыжей лошадкой впереди и подождал
его приезда у крыльца дома. Потихоньку разгрузили наше имущество,
поставили мебель и стали готовиться к приёму гостей. К вечеру пришли
родные Маруси, знакомые и отметили новоселье за столом в мирной беседе с
яствами и возлияниями, в чём недостатка не было. И ещё долго
вечером во всех шести домах горели огни и слышались русские напевы
весёлых гостей и жильцов. Электричества в посёлке ещё не было,
освещались керосиновыми лампами, печки топили щепой, стружками и
дровами. Но это не мешало нам чувствовать себя безмерно счастливыми,
полными надежд на улучшение жизни в стране, восстанавливающей своё
хозяйство во всех областях, что обещало только лучшее будущее по
сравнению с трудным прошлым.
Так начала существовать наша Жилка,
вошедшая в историю Купавны, как первый самостоятельный посёлок,
расположившийся в километре на восток от последнего дома Купавны.
Женщины боялись ходить через поле и лесок по темноте, на работу утром
тоже ходили сообща: Купавна всегда славилась разбойниками и
хулиганами, в ней жили представители и профессионального рецидива
(Иван-Царевич, Чуркины, Тычинины).
Мне не раз приходилось
провожать женщин вечерами на работу и с работы - ждущих у последнего
дома. Улицы тогда ничем не освещались, разве только окна домов, да и то
не в каждом доме вечером был свет. В поле была полная темень. Зимой все
тропинки переметало, приходилось ставить дорожные ориентиры – еловые
ветки.
