Как даровал крепостным император Александр Второй долгожданную свободу, так подались крестьяне кто куда, лучшей жизни искать. Самыми предприимчивыми оказались волжане, а среди них — ярославцы. В какой трактир в Москве ни зайди, все ярославские держат, в какую лавку ни сунься — сидельцы там тоже родом из-под Ярославля.

В поисках счастья прибыл в Москву и ярославец Константин сын Петров, а когда мало-мальски утвердился в бакалейной торговле, привез с родины молодую жену Александру. Пошли дети — трое сыновей, да дочь Мария.

Велика Москва, а купцам тесновато, особенно тем, которые средней руки. И задумал купец Петров перебраться за город. Там и жизнь спокойнее и простору больше. Кстати и сыновья Леонид, Петр и Павел повзрослели, положительные, степенные, пора им жениться и в самостоятельную жизнь выходить.

Леонид Петров женился на Елизавете Смирновой. В семейном архиве их потомков сохранилась фотография семидесятых годов XIX века, на которой Лизоньке Смирновой едва ли больше семи лет. По нарядам и прическам, а также по тому, что сделана фотография в салоне Назимова (был такой на Кузнецком мосту), можно предположить, что сваты у Петровых были звания разночинного а достатка среднего (Смирновы принадлежали к духовенству).

Искали Петровы место жительства по всей губернии, но более других приглянулась Леониду рабочая слобода Купавна: народ степенный, фабричный, с понятием Красивый величественный храм, а перед ним широкая площадь, неподалеку густой лес с грибами и ягодами, озерцо имеется и речка тихая. Чем не житье? Одно только плохо: не любили в ту пору купавинские приезжих и воли им особой не давали. По этой причине пришлось Леониду Петрову с семьей жить поначалу на чужих квартирах. Был Леонид Константинович собою хорош, в обращении приятен, хоть и торговой профессии, а не жаден. Волею судьбы появился у него покровитель - богородский купец Пойменов. "Возьми, — говорит, — Константиныч, кредит у меня, да и строй себе дом. А как наживешь деньги, так сразу и отдашь." Построили сыновья Константина Петрова в слободе для себя по дому. Петру — за церковью, а Павлу и Леониду на Большой Московской почти что напротив по разные стороны улицы. Так появился на углу Большой Московской и Мельничной улиц тот самый дом, обитатели которого и есть герои нашей истории.

Хороший дом был, просторный. На каменном первом этаже лавка да кладовая, а жили наверху, в деревянных хоромах Бог дал Петровым троих детей, и счастливые родители всех их назвали на букву "А" — Андрей, Агния и Антонина, и росли они вместе с новым веком, двадцатым. Леонид Константинович ребят своих любил, пусть и не баловал, но не скупился. А еще очень много делал Петров для местного храма. Он состоял в хоругвеносцах, и есть замечательная фотография времен начала прошлого века, на которой Леонид Константинович снят с товарищами в специальной униформе.

Хозяйствовал Петров не круто, как бы сказали теперь. Бывало, отпустит кому-нибудь из фабричных рабочих в долг крупы, масла, муки, а как подходит срок требовать должок, задумается, да на счетах щелк-щелк — и жена у того на сносях, и ребятишек мал мала меньше. Приходит рабочий просить отсрочки, а Петров ему с удивлением какой, мол, долг, ступай мил человек себе домой, не числится ничего за тобой и все тут.

Появился у Леонида Константиновича друг настоящий, преданный Николай Филиппович Фомин. Любили друзья о жизни поговорить, книжки разные почитать и мнениями обменяться. За что и прозвали Петрова «ходячей энциклопедией». Бывало едет купец Пойменов долг с Петрова спрашивать, а у того как на грех в кассе денежка с денежкой в прятки играют. Посылает он тогда к Николаю Фомину, тот жил чуть наискосок через дорогу, выручай, мол, Филиппыч! А тот и рад помочь, сам из простых вышел, знал, почем фунт лиха.

После событий 1917 года отдал Леонид Петров свою лавку под фабричную чайную, а Николай Фомин читал там по вечерам газеты и книжки всякие.

Фомины – потомственные портные. Что в крови, того не отнимешь. Был у Николая Филиппыча Фомина глаз, что твой алмаз – любой фасон, на любую фигуру приладит. А чего удивляться – в Москве у лучших мастеров учился, и сына своего Валериана к тому же делу приспособил. Шили у фоминых инженеры и мастера фабричные, шили и не жаловались. И вот что примечательно, ежели суконную или какую из другой шерстяной ткани одежду сошьет Фомин, не только сидеть будет, как влитая, ее еще и моль не берет! Курил мастер табачище злой до страсти. Бывало утюжит изделие, а оно все табачным духом пропитывается.

Валериан, сын его с Андреем Петровым сызмальства дружбу водил. Бывало запрягут мальчишки петровскую серую в яблоках лошадь и за Агнюшей Петровой в малютинскую школу едут.

В шестнадцать лет Валериану купили велосипед, едва ли не первый в Купавне. Паренёк был так счастлив, что решил сфотографироваться на память.

Неспешное время только что родившегося века, Купавинские барышни по столбовой улице гуляют: в ручках зонтики, платья по моде, в ушках серёжки поблескивают, а на запястье розан, вроде браслета. В церковь ходили, как на праздник: шали кружевные надевали, чулки ажурные, на шейке – ниточка жемчуга. в ушках серёжки – глаз не отвести. Агния Петрова была высокой, тоненькой в талии со строгим взглядом серых глаз. Рядом её кузина, Катюша Петрова, в замужестве Акимова. О третьей барышне известно только, что была она из дома Власовых, стоящего по соседству с домом Леонида Петрова.

А навстречу им шли купавинские кавалеры: косовороточки наглаженные, пиджаки и брюки фасонистые, штиблеты начищены, одно слово – молодцы. Вот они на фотографии: Валериан Фомин да Андрей Петров, а рядом с ними братья Каменевы. Карточки специально у богородского фотографа Михалёва в ателье заказывали. К слову сказать, в Богородске фотоателье было немало, на любой вкус, - кто у Милославова, а кто у Куприянова предпочитал сфотографироваться, а купавинцы – у Михалёва.

В 1914 году Андрею Петрову и Валериану Фомину пришлось воевать на фронтах первой мировой. Писал Валериан домой в Купавну письма, карточки посылал. Всё об Агнии думал и через друзей фотографии передавал, писал, что жив, здоров. На фото 1917 года видно, что бравый был вояка: сабля и пушка как доказательства.

Повезло младшему Фомину вернуться с войны домой целым и невредимым, а в 1920 год женился он на Агнии Петровой и стал заниматься сызмальства знакомым ремеслом – шитьём. Поначалу молодые жили в доме Дроздова, а как отцовский дом опустел, перебрались в него.

В семье Валериана Николаевича, как и у его тестя, Леонида Константиновича было трое детей, но сыновей бог мастеру не дал. Довелось ему, уже убеленному сединами, и в Великую Отечественную повоевать. Служил он в артиллерии в составе 2-го белорусского фронта, но теперь это были знаменитые «Катюши». Участвовал во взятии Кёнигсберга, Данцига, Берлина, за что и награждён был орденом Красной звезды, медалями «За взятие Кёнигсберга» и «За взятие Берлина».

Говорит, неисповедимы пути Господни. Совсем недалеко от Петрова, на 2-ом Прибалтийском воевал ею будущей зять, Сергей Леонтьевич Бутенко, кавалер ордена Красной Звезды и медалей "За оборону Сталинграда". В доме Елизаветы Валерьяновны Бутенко в альбоме бережно хранятся фотографии семейства от последней трети девятнадцатого века до нынешних времен. Хранятся и старые вещи: кружевная шаль, маленькая коробочка для помады, еще хранящая нежный запах, небольшие безделушки — приметы тогдашней жизни. И эта верность Семье, ее истории, достойна удивления. Побольше бы таких хранителей семейной памяти.

Проживала в петровском доме и семья Антонины, сестры Агнии, но постепенно дом, некогда такой веселый и людный, ветшал. Наступали на него со всех сторон многоэтажки. Потихоньку сносили дома-ровесники, а с ними уходила в историю и бесхитростная жизнь наших бабушек и прабабушек. Одно время на против этого места ставили трибуну к Первому мая и 7-му ноября, а теперь здесь даёт ростки новый дом. Что ж, не зря говорится: свято место пусто не бывает. И значит продолжается история старинного посёлка.