Когда в Московском историческом архиве были найдены документы относящиеся к Купавне середины-конца XVIII века, то без волнения нельзя было с ними работать. Это были огромные десятикилограммовые фолианты с переплетом из толстой мешковины, перевязанные пеньковой верёвкой. Когда их начинаешь развязывать, то создается впечатление, что они никогда не были востребованы. С них начинает сыпаться историческая пыль, которая настраивает на желание окунуться в историю, сразу рождается уверенность: что-то здесь должно быть найдено. И ожидание, как правило, оправдывается.
В основном документы того периода носят отчётный характер о работе на купавинских фабриках, о состоянии во всей вотчине тогдашних владельцев Купавны. Но эти отчеты, впрочем, как и во все времена, не всегда отражают достоверность событий и фактов. Как правило, пишущий отчеты сглаживает реальную картину. Тогда по всей России, после восстания под предводительством Емельяна Пугачева, прошли волнения. Владельцы мануфактур, поместий, - вообще, представители высшего света боялись народных возмущений, а потому наместники владельцев не хотели писать всю правду, дабы не тревожить своих хозяев.
Переписка тех лет, которая попала ко мне в руки, интересна тем, что отражает реальный ход событий, происходивших в Купавне... Некоторые документы были написаны в таком объёме, что нашлась даже расписка о получении денег командиром воинского подразделения, которое усмиряло волнение фабричных в Купавне. Частенько мастеровые были недовольны фабричными порядками и даже писали челобитные во все инстанции.
Если во времена Данилы Земского все конфликты решались с помощью бития плетьми и кнутом - за всякое непослушание, то после выступления Пугачева власти старались исключить излишнее самоуправство фабрикантов, а на казённых фабриках - назначенных директоров.
С 3-го марта 1798 года по 14 августа 1801 года длилось Дело №273 «О причиненных казённой Купавинской фабрики фабричным от директора той фабрики господина Липрандия обид и притеснений».
Фабричный Пётр Дмитриев с товарищами подали в Дмитровский уездный суд жалобу на директора Липрандия, что тот чинит им обиды и притеснения, не даёт на пропитание хлеба и заработанных денег. Жалобу приняли к производству и приказали: поскольку фабрика казённая, то направить материал в Мануфактур-коллегию.
Рабочие тем временем отослали жалобу московскому губернатору. Мануфактур-коллегия дело переправила в купавинскую главную контору для рассмотрения и принятия решения, после чего распорядилась направить рапорт и в коллегию, и московскому губернатору. Предупредили также, чтобы никаких препятствий при расследовании учинено не было.
Дело также было рассмотрено в Богородском земском суде, сведения из которого сочли недостоверными. Когда же жалоба дошла до генерал-прокурора графа Александра Николаевича Самойлова, он заменил директора Липрандия на подполковника Пузина, который, впрочем, не дожил до окончания дела.
Но почитаем об этом в выдержке из протокола от 7-го августа 1801 года, направленного в Государственную Мануфактур-коллегию, впрочем, не меняя стиля и орфографии:
«Слушали: О причинении казенной Купавинской фабрики фабричным Петру Дмитриеву с товарищи обид и притеснений директором той ф-ки Липрандием.
Определили как обстоятельства сего дела следующее:
Января 23-го дня 1792 года фабричные Григорий Андреев и Лаврентий Хлебников с товарищи по данный в Богородский нижний земский суд объявлением показали, что директор Липрандий содержит их весьма непорядочно с великой обидою и крайним разорением так, что на требования их почему их так содержит, объявления никакого им не называл, а притом просили они у него хлеба, но не дав оного никакой малости, бил их за то плетьми и сажал в рогатки и нужные места, за работы их денег с великим продолжением выдает, а если кто из-за него надобности прогуляет, то тому ничего не дает, а кто из них проспит до тех пор, когда шабаш бьет, то вычитает за прогульное время за час по гривне, а за день по рублю по пятнадцать копеек,., непосредственно бил всякого плетьми напрасно, посылает их полы мыть без всякой платы, по получении от него за работы против прежнего малой платы, пришли в крайнее разорение так, что жить тут им невозможно.
Напротив приносимы были жалобы бывшему Московскому Губернатору Генералу порутчику и Кавалеру Лопухину, что они сделалися ослушными против директора своего, оставляют работу и чинят разные продерзасти, называя себя вольными и состоящими под ведомством Мануфактур-коллегии, делают начальникам своим разные грубости, и вырабатываемые ими материи умышленно портят... Что до хлеба, то мука пока имеется в запасе, мастеровые оную получают, могут за покупную цену, а для вящего их удовольствия по исходе сего запаса контора будет снабжена деньгами для покупки оной у проезжающих... Но фабричные довольны не были и препроводили следствие через заседателя Богородского нижнего суда земского и секретаря земского суда, их выслушали,.. начальники такого неповиновения и портившие материи забраны были в нижний земский суд к суждению... Между тем... фабричные Дмитрий Замятин и Степан Шубин возмутили прочих фабричных, чтоб они имён своих не сказывали, за что хотя и взяты были под караул, однако фабричные отбиты и при том все фабричные кричали, что и понятых перебьют, а взять никого не дадут...
Из Богородского земского суда сведения недостоверны, а потому сие дело и решение не получено... Фабричные Липрандия подозревали, что вычитываемые с них деньги не поступали в казну, чего однако по ныне не открылось, недоимок фабричных не имеется, следственно они в казну поступают, а по сему контора считает дело решенным и о том Государственную Мануфактур Контору довести рапортом».
* * * Одновременно с выше описанными событиями, начавшиеся ранее волнения происходили следующих образом: мастеровые Степан Шелапутин и Яков Пилин обратились с жалобами на директора Липрандия, а после его перевода на подполковника Нузина, называя его при этом «майором», и на прапорщика Бзезинского. Жалобы писались на имя главнокомандующего в Москве и Московской губернии князя Прозоровского, московского губернатора генерал-поручика Лопухина Петра Васильевича. После того, как новым московским губернатором стал генерал князь Пётр Петрович Долгорукий, написали и ему жалобу и, наконец, генерал-прокурору графу Самойлову. В челобитных повторялись всё те же притеснения и обиды, которые указывали фабричные Пётр Дмитриев, Василий Дементьев с товарищами.
В свою очередь директор фабрики Лузин просил помощи у всех тех, кому жаловались фабричные.
Письмо московскому губернатору князю Долгорукому:
«Сиятельнейший князь, милостивый Государь, будучи я не совсем свободен от своей болезни, беру смелость просить об сильной Вашей помощи по Купавинскому делу, где народ чрез оказанное им снисхождение день ото дня дерзновеннее становится.
Степан Шелапутин, который был товарищем Леонтию Силину при подаче прошения его сиятельству Александру Александровичу Прозоровскому скрылся после того в селе Купавна. Зная ваш приказ отыскать, писал я в Купавну приказ о присылке его к Вашему Сиятельству, Прозоровскому скрылся после того в селе Купавна. Зная ваш приказ отыскать, писал я в Купавну приказ о присылке его к Вашему Сиятельству, но народ весь окружился его дома и отвечали, что мы нашего стряпчего не выдадим. Поручик Гостинский податель сего письма, который управляет оной фабрикой их довольно увещевал, дабы они моего приказа не противились, но они не взирая ни на что уверяли ево, что и караульных солдат, которые противу их употреблены будут все ребра переломают. Особо всему прошедшему выше упомянутый офицер может Вашему Сиятельству подробно изъяснить, но мое мнение есть сие их упорство непременно сильно должно быть унято. Моя покорнейшая просьба состоит в том, чтобы Ваше Сиятельство благоволило своим ордером требовать о представлении к Вам упомянутого Степана Шелапутина главного бунтовщика, который весь народ приводит в возмущение и беспокойство, именно Дмитрия Волкова, Петра Буданова, которые заслуживают строгое публичное наказание, прочих виновников позволить мне по выздоровлению моему партикулярно наказать. По елику я делаю еси поступая фабричных людей называть формальным бунтом и надеюсь через справедливый суд Вашего Сиятельства и данную мне помощь их привести в полное послушание и повиновение. В чем пребываю с высокопочитанием и преданностию к Вашему Сиятельству.
Покорнейший слуга Александр Пузин
Москва 1794 года февраля 28 дня»
Следующее письмо директор Купавинской фабрики Пузин написал земскому исправнику:
«Дал я повеление всех ослушников взять под караул, придав ему для деятельности из здешнего гусарского эскадрона при офицере команду. А как сия фабрика поручена в особое ведомство Вашего Превосходительства имею честь быть в глубочайшем почитании и преданности.
Пузин 1794 год марта 1-го дня»
А это уже письмо московскому губернатору генералу князю Петру Петровичу Долгорукому и майору Яковлеву:
«Выли взяты Дмитрий Волков и Петр Боданов, а Степан Шелапутин 22-го февраля из селения отлучился в неизвестно куда и на приписное место не явился.
1794 года марта 3-го дня»
От 30-го марта 1794 года поступил Указ Ея Императорского Величества Самодержицы Всероссийской из правительствующего Сената насчёт жалобы мастеровых Шелапутина и Петелина: послать туда копию объяснения и разъяснить всё обстоятельно. Генерал-прокурор граф Самойлов издал приказ, в котором указал на неправомочность действий мастеровых в том, что они оказали неповиновение. После этого вышел другой приказ - «взять под арест», однако Пузин сообщил, что Степан Шелапутин скрылся.
Когда начались его поиски, было составлено описание:
«Степан Шелапутин имеет рост 2 аршина и 4 вершка (160 см -авт.), худощав, волосы тёмно-русые, здоров, сорока лет, с бородою».
В Купавне сегодня живут Шелапутины, и старший из них - Яков Васильевич - безошибочно признаёт в Степане родственника, так как это почти портрет его сына, если исключить бороду и взять фотографию в возрасте 40 лет.
И без описания, просто по фамилиям работающих в то время на Купавинских фабриках, нынешние купавинцы узнают своих праотцев: Трофим Григорьев Черепанов, Пётр Михайлов Тарасов, Яков Степанов Фигурин, Тимофей Силантьев, Иван Васильев Тычинин, Пётр, Павел и Фёдот Никитины Куликовы, Иван Григорьев Мушкаров, Дмитрий Афанасьев и др.
В 1797 году на недавно организованной в Купавне часовой фабрике тоже стали проявляться недовольства со стороны учеников Нордштейна. Они написали письмо в Мануфактур-коллегию Н.В. Юсупову, по которому было заведено дело №53 от 26 мая 1797 года мая. В письме тоже говорится о притеснениях и побоях.
* * *
В материалах за 1800 год нередко встречаются документы, в которых разбираются дела по долгам, когда фабрика не выплачивала своевременно гонорар за выполненные работы. Так архитектор Р. Козаков работал на купавинских фабриках в 1795-97 годах. Но за его работу ему не платили до 1803 года.
Медлительность государственных чиновников в ответах на простейшие вопросы, не говоря уже о важнейших проблемах, не оказывали положительного воздействия на развитие производства и торговли, а также на спокойствие населения в России.
Вскоре при вступлении на царство Александра I начались коренные государственные преобразования. В годы перемен Купавинская шёлковая фабрика по Величайшему Указу Его Императорского Величества была передана князю Николаю Борисовичу Юсупову. Князь Юсупов был президентом Мануфактур-коллегии и имел возможность наблюдать за состоянием Купавинской шёлковой фабрики: ежемесячные отчёты, наличие всех чертежей, межевых книг, бухгалтерские отчёты показывали прибыльность и возможности дальнейшего развития.
Решения принимаются быстрее и эффективнее. Собирающиеся на сход односельчане решают свои же наболевшие вопросы, что называется, «зрят в корень», а вот вмешательство иногородних инстанций просто тормозит реальное течение жизни.
В 1875 году от Общества купавинских мещан было написано прошение на имя князя Трубецкого, чтобы уполномочить его ходатайствовать во всех инстанциях о разрешении вопроса Мещанского Общественного Управления. С 1852 года жители Купавинской слободы были причислены к городу Богородску. Купавна именовалась «подгородной слободой».
Дело разрешилось через десять с небольшим лет. В июне 1889 года Московское губернское управление уведомило Богородского городского голову, что государь император согласился с мнением Государственного совета и «повелеть соизволил»: «В предписанных к городу Богородску Московской Губернии слободах Петровской, ФряновскоЙ, Обуховской, Купавинской, Михневской и Чудинской вышеозначенного города исключить из означенного города и образовать из себя четыре отдельных мещанских обществ, причём к последнему причислить также мещан слобод Михневской и Чудинской. В каждой из слобод учреждается Мещанское Общественное Управление...»
В октябре 1889 года в документе Министерства внутренних дел московского губернатора это мнение государя выделяется особо: «Его Императорское Величество воспоследовавшее мнение... об устройстве Общественного управления в приписанных к Богородску слободах Высочайше утвердить соизволил и повелел исполнить...»
Как говорится, «из песни слов не выкинешь!»
Подобное положение с Общественным Управлением просуществовало до двадцатых годов XX столетия, когда была образована Московская область и введено новое административное деление.
