Старокупавинский ГЛАГОЛЪ № 3 - Поэзия, проза - Город на Купавне-реке - Старая Купавна Каталог статей

В Можайском районе, на братской могиле,
Где камень, как правда, суров
Прочёл я средь разных фамилий:
«Ефрейтор Василий Петров»

Сверкающая белизной «Вольво» и два «жигуленка», разукрашенные праздничными лентами и цветами лихо подкатили к Дворцу бракосочетания. Дверца «Вольво» открылась, и рыжеволосый кудрявый парень с красной лентой через плечо выскочил из машины и отрыл заднюю дверцу. Степенно ступил на землю жених, подал руку невесте. Невысокая, хрупкая, в белоснежном платье, в окружении подруг и друзей, она, видимо, испытывала чувство неуверенности и стеснения. Рядом вовсю играла музыка, сыпались шутки, раздавался смех. Двое парней, улыбаясь, подчёркнуто артистично на вытянутых руках несли букеты цветов. Невеста, грациозно ступая, поддерживаемая под руку женихом, прошла рядом и глянув мне в лицо, тихо поздоровалась, слегка наклонив голову. Мгновенно в моей голове пронеслась радостная волнующая мысль: да-да! Я когда-то видел эту девушку-мадонну, словно сошедшую с картины Рафаэля! Мне знакомо это милое открытое лицо, эти огромные сияющие счастьем глаза... Где и когда я видел эту чудо-невесту? Напрягая память, я пытался вспомнить подробности встречи, но тщетно... «Стареем, старик, стареем...» - с грустью подумал я, провожая взглядом беззаботную шумную ватагу ребят.

Несколько минут я постоял возле Дворца бракосочетания, пытаясь разгадать загадку, но понял, что всё напрасно. Мало ли встречается похожих лиц...

Не торопясь, я направился в сквер, расположенный рядом с Домом культуры. Сел задумчиво на лавочку. Через полчаса я вновь увидел знакомых жениха и невесту и толпу празднично одетых людей. Музыки на этот раз не было. В торжественном молчании они снова прошли мимо меня в направлении к центру сквера, где возле вечного огня возвышалась стела и обелиск в память воинов, погибших в Великой Отечественной.

Я подошёл к ребятам и увидел, как жених и невеста, отделившись от друзей, подошли к обелиску и аккуратно опустили букет белых лилий. Мы постояли несколько минут в скорбном молчании...

И в эти мгновения словно пролился утренний свет в мою душу. Я вспомнил далекое детство, войну, озорную девчонку с нашей улицы - Лёльку Губину. Так вот кого мне напомнила эта обаятельная невеста! Как давно это было!

Война... Приблизилась она как-то неожиданно и жестоко. Всё чаще по вечерам женщины, дети и старики забирались в наспех вырытые перед хатами окопы, вслушиваясь в гул пролетающих самолетов, стараясь определить, где наши, где враги. Порой наступали жуткие мгновения, когда от душераздирающего воя падающих бомб замирали сердца и казалось, что смерть неминуема. Взрывы гремели где то рядом, женщины крестились, малыши поднимали рёв.

Целыми днями вездесущие деревенские мальчишки носились по улицам. Они знали буквально всё: где упал подбитый «юнкере», сколько «ухлопали» фашистов, даже знали военный секрет - где наши войска остановят фрицев. И когда в конце лета в опустевшей деревне появилось подразделение наших солдат, с новенькими карабинами, с «лимонками» на поясе, с тремя пулеметами, восторгу и радости мальчишек не было предела. Солдаты разместились в школе, где до них был военный госпиталь, и ребята по пятам ходили за своими кумирами в надежде исполнить какую-нибудь просьбу или оказать помощь.

Во дворе у колодца меня остановил высокий улыбающийся солдат:
- Слушай, пацан, помоги отыскать дивчину. Вот адресок.

Я растерялся. Но посмотрев на конверт, сообразил:
- А, Лёльку Губину? Знаю. Не далеко от нас живет, - я прутиком начертил на песке схему пути.
- Хотите я вас провожу?
- Нет, спасибо. Вечером сам схожу.

Лёлька Губина была намного старше ''нас. Но в свободное время всегда занималась «мелюзгой». Читала книжки, устраивала игры и спортивные соревнования. И хотя мы, мальчишки, втайне обожали её, любовались ею, честно говоря слегка побаивались ее строгих взглядов и командных окриков. Между собой мы называли ее Лёлька-комиссар. Она мне казалась самой красивой.

В классах, где мы совсем недавно занимались, солдаты поставили кровати и столы. Мы приносили за пазухой, в котелках или пилотках яблоки, картошку, огурцы. Солдаты встречали нас как старых друзей, а ребята постарше, счастливчики, получали, немея от восторга, гимнастерки. Звенели струны гитары. Грустные и весёлые песни часто звенели под сводами классов.
- Здесь братцы зимовать можно...
- Занимай оборону! - шутили солдаты.

А на следующее утро мы уже знали, что высокий солдат - дядя Ваня - с Лёлькой Губиной всю ночь провели на берегу Протны. Что вернулись они домой, когда первые лучи солнца золотили верхушки дальних берез и крыши домов. В руках у Лёльки был огромный букет белых лилий. И шла она, стройная и необычно красивая, гордо и величаво, шла впервые так открыто и смело, и старухи, знавшие строптивую Лёльку, останавливались и качали головами...

А ещё через день солдаты куда-то ушли, оставив дневального дядю Ваню. Мальчишки толпились у школы и гадали: куда же ушла «полундра»? К вечеру под окнами школы запорхали стайки девчат. И была в тот день такая тишина, словно войны не было и в помине.

Солдаты вернулись, разделись возле колодца по пояс, умывались и шутили. «Эй, браток, плесни на спину!». «Ха-ха! У тебя, Петров, спина, как у слона, щёткой тереть надо!». У колодца стоял сплошной хохот. Мокрая примятая трава розовела на закатном солнце. Дядя Ваня в окружении девчат распевал под гитару частушки. Она смотрела на дядю Ваню, не скрывая восторга и радости, позабыв, видимо, обо всём на свете. А солдат, то бесшабашно весёлый, то грустный, смотрел в глаза Лёльки, улыбался, и нам казалось, что свои песни он поёт только для неё.

Севка Сидоров, самый старший среди пацанов, подмигивал нам и, кивая головой в сторону Лёльки-комиссара, басил: «Втюрилась деваха. Заберёт ее, наверное, солдат». «Он жениться обещал», - подал писклявый голос Димка Царёв, трусоватый мальчишка.

Вот и звёзды на небе зажглись, засияли холодным блеском, а мы мальчишки, стояли, раскрыв рты, и жадно ловили всё, что происходило в этом грозном удивительном мире...

Оглушительный взрыв раздался на рассвете. Во многих домах со звоном посыпались стекла. Я вскочил с кровати и выбежал на улицу. В соседних дворах замелькали белые косынки: женщины перебирались в окопы. А за деревней, в той стороне, где старая мельница, уже разгорелся бой.

Он длился четверо суток. Четверо суток на горстку отважных солдат фашисты бросали танки, их бомбили «юнкерсы», но не один солдат не дрогнул, не отступил. В долине, среди стеблей неубранной ржи, поднимались к небу чёрные столбы дыма, пылали вражеские танки и самоходки. Сотни фашистских вояк нашли на древней можайской земле свою позорную смерть. На их пути стояли наши отважные солдаты.

Героев-солдат вначале похоронили там же - на боевых позициях. А после освобождения Можайска их останки перезахоронили на братском кладбище и поставили памятник. И каждый раз, когда я приезжаю в эти места летнюю порою, то прихожу сюда, в мир тишины и покоя, и непременно среди пышных венков и лент замечаю букет белоснежных лилий. И мне кажется, что эти цветы здесь никогда не вянут.

...Давным-давно уехала молодая свадьба с красавицей невестой и женихом, а я всё хожу и хожу по аллеям сквера. Отчетливо и зримо перед моими глазами проплывает одно и тоже: солдаты, Лёлька Губина, белые лилии.