http://my-old-kupavna.ucoz.ru/
Личность А.С. Пушкина, всё его творчество вызывают постоянный неиссякаемый интерес. И это понятно, ведь значение Пушкина, масштабы его гения ставят поэта в ряд величайших, исключительных явлений мировой культуры. Наше стремление узнать об Александре Сергеевиче, его творчестве как можно больше - естественное. Мы хотим знать о каждом прожитом им дне, о неизвестных строках, о местах, которые посещал и где творил...

Не буду оспаривать легенду ногинских краеведов, которая появилась ещё в 60-е годы минувшего столетия о том, что Пушкин останавливался в Богородске на почтовой станции в 1830-1834 годах. Не менее важно другое: путь кареты великого поэта пролегал мимо почтовых станций в Купавне, Богородске, Кузнецах, Платаве (Плотаве) и т.д. по знаменитому Владимирскому тракту. А это уже само по себе бесспорное историческое событие. Ибо есть такое понятие - «мемориальная дорога Пушкина», и сам факт уже прекрасен по своей сути.




Города, сёла, дороги, сады и парки, реки и озера, рощи и луга открываются перед нами памятью культуры, памятью о прошлом и особенно объёмно - памятью о поэтическом прошлом. В этой связи представляет несомненный интерес для краеведов и историков, пушкинистов бывший Владимирский тракт («Владимирка»), по которой не один раз катила бойкая тройка Апександра Сергеевича Пушкина. Поэт удивительно чутко замечал дух той местности где проезжал, и очень точно передавал его в своих произведениях:

«Мелькают мельком будто тени
Пред ним Валдай, Торжок и Тверь...»
(из «Путешествия Онегина», 1830г.)

В пределах Богородского уезда было четыре почтовых станции, и первая от Москвы – «Ново-Купавинская». К ней было приписано 1368 душ –«мужескаго и женскаго пола». Она обслуживала прогон в 25 верст Москва-Купавна и числилась по четвертому разряду (15 лошадей и 10 повозок). А все почтовые станции России делились на четыре разряда. Самый первый разряд присваивался станции, где были каменные постройки, постоялый двор, кузница и шорная мастерская, мощёный двор каретные сараи и амбары, колодец. Весь этот комплекс построек, соединенный по фасаду стеной с воротами и калиткой, окаймлялся по периметру оградой, образуя замкнутое каре, которое соединялось с трактом подъездной дорогой. На такой почтовой станции было более 90 лошадей и несколько десятков повозок различны типов.

Здесь кипела жизнь: въезжали и выезжали тройки и экипажи, суетились ямщики конюхи уводи ли взмыленных лошадей и выводили свежих. Смотритель в форменном сюртуке покрикивал на нерасторопных, проезжающие, пока меняли лошадей, успевали в трактире опрокинуть чарку-другую, и снова в путь…

Звон поддужных колокольчиков, храп лошадей, поскрипывание полозьев... Как знакома была эта картина А.С. Пушкину, от внимательного взора которого ничего не ускользало. А вообще-то тему почтовой дороги можно найти и в произведениях П.А. Вяземского, Ф.И. Глинки, А.М. Радищева и Н.М. Карамзина, М.Ю. Лермонтова и др.

Примечательно, что в Болдино А.С. Пушкин написал повесть «Станционный смотритель» (1830 г.), но в ней нет названия станции, не названо даже и село. Иллюстрацией к ней являются постановления «Для проезжающих на почтах, гласящие: «Станционные смотрители, которые не имеют классных чинов, в ограждение обид, пользуются по высочайшей воле 14 классом», «Никто не имеет права принуждать ямщика проезжать станцию без перемены лошадей, также и к быстрой езде, ибо ямщики должны везти в час неотменно: обыкновенных проезжающих в летнее время 10, в зимнее 12, а в осеннее 8 верст»


Когда Пушкин вырывался из Москвы, он облегченно вздыхал, так как дорога, карета, живые наблюдения становились своеобразной «творческой лабораторией на колесах- Какую же Москву он покидал, направляясь в свое Нижегородское имение, хорошо показал М.Н. Загоскин в книге «Москва и москвичи»: «Вы все найдете в Москве: и столицу с европейским просвещением, и губернские города с их русской физиономией и французскими замашками, и уездные городишки с их радушным хлебосольством и дедовскими обычаями… и сплетни, и интриги, все есть…» Прав был Пушкин сказав:

«Как счастлив я, когда могу покинуть
Докучный шум столицы и двора…»
(из «Русалки», 1829 г.)

Знаменитый «Владимирский кандальный тракт» расписан подробно в различных изданиях, равно как и история Старой Купавны с достопримечательностями, промышленными предприятиями, бытом, обычаями, традициями. Поэтому мы будем вести речь только о Новой Купавне и окружающих её селениях.

Вот всего лишь один штрих, оставленный современником Пушкина о том, как гнали кандальников по «Владимирке»: «Подмосковная деревня Новая. Избы крытые щепой. Тёмно серые срубы. Окна затянуты бычьими пузырями, редко где стекла. За дощатыми оградами и плетнями негустые сады. По дороге, укатанной, утоптанной, чуть пыля буро-серой сухою землей, тянется неровный строй - по четыре в ряд, серые халаты, серые шапки-бескозырки. Шагают неторопливо. И звенят то громче, то глуше прерывистое бряцание-позванивание.

Впереди верховой офицер в клеенчатом кивере. Едет шажком. По сторонам солдаты в темных шинелях, белые ремни крест-накрест; длинные ружья наперевес. Сзади обоз - дюжина телег. Навалены котомки, сумки, сундучки. Раньше с Воробьевых гор прямо до Богородского стана гнали. С непривычки сразу ноги сбивали и цепями язвы натирали. «Скорее бы до Рогожского полустанка, - подумывали кандальники. - Там и отдохнуть дадут и похарчевать. Туда еще и милостыню привезут». От Рогожской заставы до деревни Горенки родные провожали арестантов под плач и обилие слёз. Возможно, от этого и пошло название небольшой деревеньки.


Раньше первая почтовая станция находилась в деревне Новая, но в связи с открытием текстильной мануфактуры и шелкового производства в селе Купавна (первая четверть XIX века, журнал «Русская старина» за 1883 г.) её разобрали и перевезли не более бойкое место. На основании типологии почтовых станций пушкинских времён сделана реконструкция ее общего вида (см. рис.). Смотритель Ново-Купавинской почтовой станции был выходцем из деревни Щемилово, что в полуверсты от центральной усадьбы ( журнал «Русская старина» за 1886 г.).

Принято считать, что АС. Пушкин шесть раз проезжал Богородский уезд мимо почтовых станций Ново-Купавинской, Богородской, Кузнецовской и Платавской (Плотавской), которая тогда входила в состав Богородского уезда. Но это не совсем так. Осенью 1830 года он проехал по окружной дороге из Москвы через Бронницы-Егорьевск-Муром-Ардатов-Арзамас-Лукоянов и пробыл в пути четверо суток (А.И. Акмен. «Маршруты путешествий А.С. Пушкина по усадьбам России. Л-д, 1986 г., альбом), а вечером 3 сентября он уже был в Болдино. Эта, мало кому известная просёлочная дорога, была нанесена на карту Департамента военных дорог Генерального Штаба России за 1830 год и имела, как бы мы сейчас сказали, стратегическое значение. А.С. Пушкин поехал «окольным путями», дабы сэкономить хотя бы на дороге, так как испытывал большие материальные и финансовые трудности. По этой дороге проезд стоил за версту всего лишь 3 копейки, тогда как на столичном тракте за версту и лошадь взимали по 8 копеек, а на прочих дорогах - по 5 копеек.

Таким образом А.С. Пушкин проехал мимо Ново-Купавинской почтовой станции пять раз: в декабре 1830 года, возвращаясь из Болдино, дважды в 1833 году, направляясь в Оренбургские края за сбором материалов по истории Пугачевского бунта и этим же путем обратно, в сентябре 1834 года по пути в Болдино, куда направлялся для решения дел по продаже принадлежащей ему части села. Кистенёво вблизи Болдино и обратно.

Божья Матерь, не покинь, утоли мои печали.
Помню, как гнилые версты все скрипели на ветру,
И колеса, все колеса по Владимирке бренчали,
Где подъём так бесконечен и где спуск так дивно крут.

Как из левой колеи снова вt правую кидало,
На ухабах тракт разбитый скарб мой бедный потрошил,
И зализывал я раны на дворах на постоялых.
Пил сивуху, балагурил, дочь хозяйскую смешил.

Стол, скатерка, самовар да на стенка коврик блёклый,
А на коврике на том вышит желтоглазый кот.
И старушечью свечу отразив в оконных стеклах.
Полночь, платье чуть подняв, тьму переходила вброд.

А потом рассеял дождь на соломенную крышу,
Тихо охал домовой за неубранным столом.
И я слушал, как сквозняк утомлённо в шали дышит.
Да как маются клопы с исхудалым ямщиком.

А потом рассветной сказкой затуманивало веки
Там, где волны, закрутившись, белой пеною горя,
Хлынут «на берег пустой… и очутятся на браге,
В чешуе, как жар горя, тридцать три богатыря».